Шесть секунд до тревоги

Вечер четверга был  тихим. Про такие говорят: ничто не предвещало…  Народ отрядный занимался спокойно своими делами: активных поисков нет,  были два ребенка-бегунка, да полиция их нашла еще днем…  В общем, тишина. И даже горячая линия отряда, звонившая несколько недель назад, как сумасшедшая,  казалось, задремала.  

Только поиск не выбирает, когда ему случиться. Так и тут. Еще минуту назад все было тихо, а сейчас – «Ярославский район.  Девочка, 7 лет.  Кто готов?» Механически пишу «готова», смотрю на часы: 22-55. Сейчас начнется… Чат взрывается этим «кто готов?», стремительно разворачивая пружину поиска.

23-00. Командир уточняет вводные.  Оказывается, что мама девочки уехала на дежурство в больницу,  к ребенку должна была прийти няня. Когда няня пришла, ребенка на месте не обнаружила, подняла соседку.  Та вызвала полицию и нас.  Ситуация осложняется тем, что соседка не знает ни фамилию матери девочки, ни телефона. Няня – тоже. Только имя и место работы — «кажется, больница им. Соловьева».  На месте пропажи пока никого, только соседи.

23-05. Звоню Леше. Прошу разрешения остаться в городе, поскольку если 7 лет и природная среда, то нужно будет очень много людей. Прямо сейчас. В ночи.  Договариваемся, что он с Катюшей и Надей едет на место, разворачивает штаб и собирает информацию, я на формировании экипажей, Рим рисует карты.  «Лен,  надо искать маму. У девочки сотовый при себе был, но номер только мать знает..»  Вызываю такси до Соловьевки: опыт подсказывает — по телефону они мне никакой информации не дадут. К слову,  Соловьевка – единственная больница в городе, которая и по пропавшим  (не то что по сотрудникам!)  по телефону информации не дает – ни нам, ни родственникам.  «Только по официальному запросу от полиции, не майтесь дурью», — частенько нам отвечают в столе справок этой больницы.  

23-30. Влетаю в приемный покой больницы. Объясняю охранникам ситуацию, меня пропускают. Бегу по коридору, распахиваю дверь в приемную.  Снова объясняю. Говорю, что пропала девочка, что мать еще не в курсе, мы не знаем телефона и фамилии.  Молодой доктор смотрит на меня удивленно: «В полицию обратитесь, девушка!» «На месте полиция, — отвечаю. – Они не телепаты, фамилии матери тоже не знают!» «А чем мы можем помочь?» «Ну обзвоните отделения. Где работает эта женщина, она дежурит сейчас!»  «У нас служебный телефон!» «Ну, пожалуйста! Меня же не пустят в ночи по всем отделениям!»  Реву. Почти не наигранно реву, потому что ночь, лес и девочке 7 лет. Понимая, что на мои препирательства с этим врачом, в мире которого нет места пропавшим детям,  уходит драгоценное время.  Медсестра, женщина постарше меня, смотрит сочувственно, снимает трубку телефона и начинает обзвон отделений. Докуда-то дозванивается, докуда-то нет…  Пока она обзванивает, я пытаюсь выяснить все же фамилию матери пропавшей малышки через полицию. Обещают перезвонить, как только будет известно…  Не знаю, сколько времени я провела там – в приемном покое Соловьевки. Мне кажется, что вечность. Журнал звонков  в сотовом говорит, что не больше получаса.

23-45. Леша звонит… «Лена. Мне нужно сюда много людей. Запускайте смс-рассылку. На утро – парапланы. Позвони нашим кинологам, вдруг у них есть готовая собака для поиска».  Сердце ухает куда-то совсем далеко, я его почти не чую… В голове проносится: не может быть, не падает снаряд дважды в одну воронку, не надо…  «Да, поняла. Сейчас пытаюсь найти маму». Звоню Риму, прошу сделать смс-рассылку. Он, коротко: «Уже запускаю».  Тишина приемного покоя. Время сквозь пальцы. И в голове: сделать тему в контакте по формированию экипажей, забрать горячку у Рима, пусть едет с картами на место с первым же экипажем, отпроситься на работе, выходные – там,  завтра – тяжелый день, нужно фото малышки и ее данные, пока даже ориентировку не нарисовать.…  «Нет таких у нас в отделениях, — голос медсестры обрывает мой мыслепоток. – Может, в другой какой больнице она работает».  Благодарю за помощь, выскакиваю на улицу, вызываю машину.

00-05. Снова Леша. «Лен, может, пятая больница. Соседи не уверены…» Рим пытается прозвонить пятую.  Я жду машину,  чтобы ехать домой и нормально сесть на инфу, достаю телефон, начиная обзванивать тех, кто есть у меня в записной книжке, как снова звонок от Лехи. «Лен, притормози людей.  Перепроверяем информацию».  Опять Риму. «Рим, тормози пока экипажи». «Вовремя позвонила. До запуска смс-рассылки – шесть секунд осталось. И до пятой я не дозвонился». Ок, думаю. Тогда сейчас в пятую поеду, маму-то ребенка по-любому надо найти…  

00-15. Командир: «Лена, отбой. Нашли». И мой вопрос. Самый страшный для меня. В любом поиске. Задать его, как нырнуть в холодную воду: «Жива?» Леха, учуяв мой надрыв, смеется: «Жива-жива, все в порядке».

Где-то через полчаса позвонила Катюшка, рассказала, как все было. Девочка оказалась умницей. Поняв, что няня не пришла и неизвестно, придет ли, позвонила маме, сказала, что сидит одна. Мама связалась с родственниками, те приехали и девочку забрали к себе ночевать.  Соседей никто не предупредил, у няни телефона нет.  А те не потеряли бдительности и сообщили, что ребенок пропал неизвестно куда.  Приехав на место, Леша с девчонками и полицией пошли с подомовым обходом и нашли бабулю, у которой есть телефон мамы. Так все и выяснилось…  А работает мама все же в Соловьевке, не смогли нам там помочь.

Утром в пятницу девушка, поднявшая нас на ноги по тревоге,  напишет Леше: «Простите, что подняла панику». Это не паника, Вы сделали все правильно. При поиске ребенка время идет не на часы, на минуты.  И если все люди вокруг будут  так же внимательнее к детям,  безнадежных поисков у нас будет в разы меньше.